|
Мир Цивилизации: Последняя сигарета перед войной
|
|
| Gru | Дата: Вторник, 03.09.2013, 11:36 | Сообщение # 1 |
 ИскИн
Группа: Империя Рэя
Сообщений: 1846
Статус: Offline
| Последняя сигарета перед войной
12 апреля, 22.30. Район Квинке. Северо-Западный мегаполис. Империя.
В ушах Роя еще звучала музыка, когда он вышел под дождь, на ночную улицу
района Квинке. Сегодня он припозднился на работе, разгоняя скуку
металлическими завываниями стереоколонок. Дома, впрочем, его ждало такое
же одиночество.
Дождь, обычный в это время года для северного Харгаста, лил вторые сутки не переставая. Рой немедленно промочил ноги,
едва ступив на мостовую. Чертыхнулся, в неясном свете фонаря нашел
местечко посуше и приготовился таксовать.
Подле него, взметнув грязную воду с асфальта, остановился хорошенький серый «Инвел».
Невидимый за потоками воды на оконном стекле водитель любезно приоткрыл
переднюю дверь.
- Сколько будет стоить добраться до южных пригородов?
- Для вас, господин Редвальд, двенадцать гульдонов. Но вы не стойте под дождем, заработаете простуду.
Рой отряхнул уже изрядно намокший плащ и полез в теплый, уютный салон.
- Вам куда-то конкретно в южные пригороды, господин Редвальд, домой? К подруге?
- Домой, пересечение 25-й и 249-й, напротив храма Святого Игнация Яблочника. Вам известен этот район?
- Да, господин Редвальд, нам по пути.
- Мы, кстати, знакомы? – Рой неожиданно понял, отвлекшись от музыки в голове, что водила обращается к нему по имени.
- Нет, но это легко исправить, - маленький щуплый человек протянул обтянутую перчаткой руку, - господин Лин, к вашим услугам.
Рой не замедлил ответить на рукопожатие: - Но вы, похоже, знаете меня.
- Право, господин Редвальд, для хорошего репортера вы не достаточно
честолюбивы. Я мог бы знать вас по вашим материалам в «Голосе Квинке».
- Да, конечно, - странный тон незнакомого господина Лина вызвал у Роя тревогу.
Между тем они выехали на ярко освещенную 12-ю улицу. Серый «Инвел» влился в
поток машин, который не прерывался в мегаполисе даже ночью.
- Вы не будете против, господин Редвальд, если южных пригородов мы достигнем по
Внешнему кольцу – там в это время суток не бывает пробок?
- Нет, против я не буду… Вы что-то хотели от меня, господин Лин?
Серый «Инвел» вышел на Внешнее кольцо и набрал скорость. В хорошую погоду с
высокой автострады открывался замечательный вид на город. Деловой центр
остался далеко к югу. Сквозь пелену дождя угадывались контуры башен
Имперского Конвента и стройные небоскребы корпораций. Над приморскими
районами стоял густой туман, не было видно ни Стадиона, ни храмов.
Прямые, как линии палаток военного лагеря, улицы мегаполиса уходили в
этот туман цепочками ярких рекламных огней и потоками фар.
- На будущей неделе вам предстоит поездка в Эйфельгарт на конференцию молодых авторов, - нарушил молчание Лин.
- Да, я вылетаю 14-го числа.
- Будьте там очень осторожны, господин Редвальд. Вы верно служите Ее
Величеству, и наш друг господин Терне просил вас предупредить.
- Я вас очень хорошо понял, господин Лин, - ничего Редвальд не понял. Терне
он знал, тот был прожженным агентом-информатором. И считал Редвальда
своим другом. Редвальду же Терне не нравился за подхалимаж и постоянные
попытки завербовать его на службу в органах.
- Кажется, это храм Игнация?
Лин припарковал машину на стоянке у храма. Рой вылез из теплого салона в вечную морось мегаполиса.
- Спасибо, что подбросили, господин Лин.
- Вам давно пора приобрести свою собственную машину, господин Редвальд, и перебраться в район получше.
- Ваше ведомство, господин Лин, в долгу никогда не остается, - сделал комплимент Рой и отдал двенадцать гульдонов.
- Вы правы, - Лин неловко улыбнулся.
13 апреля. 11.00. Императорский заповедник. К северу от Северо-Западного мегаполиса. Империя.
Лошади шли привычно, бок о бок, серая Гвин и в яблоках Макси. Платье женщины и
камзол немолодого уже мужчины иногда касались друг друга. Женщине это
не нравилось – она то нервно теребила холку Гвин, то одергивала манжеты.
- Вы не в духе сегодня, сестра?
- А с чего мне быть в хорошем расположении духа, Дункан? – женщина покривила губки.
Мужчину затянувшееся молчание тяготило. Он чувствовал вину, но гордость мешала ему приносить извинения.
- Эльза, я так же сожалею о случившемся, как и вы.
Женщина вздрогнула, словно от удара:
- Не надо лгать мне, Дункан.
- Простите, Ваше Величество… - мужчина был окончательно растерян.
Смятение было, впрочем, чуждо потомку Меров. Через мгновение он сдвинул
густые брови, взгляд его ярко-голубых глаз стал равнодушным. Дункан
отвернулся от женщины и стал рассматривать луга, мимо которых они
проезжали едва ли не каждый день.
Здесь, в императорском заповеднике было хорошо и спокойно. Где-то вдалеке, на границе видимости искрились
сталью небоскребы Северо-Западного, небо чертили блеклые дымки
истребителей 404-й. Но здесь был созданный руками людей совершенно дикий
край. Совсем скоро, года через два-три, когда экологи завершат свой
труд, можно будет даже охотиться – волков и коз здесь уже достаточно
много. Дожить бы…
- Ты говорил об этом с Патриком? – Эльза была настойчива в своей обиде.
- Да, но настаивать я не могу, приказывать ему – тем более. На переговоры он не поедет.
- В свое время у меня не было выбора, я приняла Железный Венец едва ли не насильно.
- Должен ли Патрик поступать так, как поступила бы ты? У мальчика нет ни грамма честолюбия…
- Какой же он мальчик, в прошлом сентябре ему исполнилось тридцать.
Дункан развел руками:
- Это его решение. Он не будет наследником, и не будет заниматься политикой.
- Он весь в тебя, - Эльза неожиданно вспыхнула, - Вся семья предала меня в
свое время. Горделивые принцы отказались от короны в пользу младшей
сестренки – как благородно, мой Бог.
- Ты все еще мечтаешь о грязных столичных улицах?
- Да, Дункан, я все еще мечтаю о них. Клянусь тебе, они лучше Конвента. И
мразь на них лучше, чем в кабинетах красного дерева. Уличная мразь, по
крайней мере, не решает судьбы людей. И не объявляет войны.
- Ваше Величество, держите себя в руках, - Дункан сокрушенно покачал головой -
уже в который раз они ссорятся. Эльза в свои сорок девять так и осталась
взбалмошной девчонкой. И не могла забыть прошлых обид.
Но Императрица уже была спокойна. По крайней мере, выражение ее лица было
безмятежным, а взгляд с интересом следил за стадом оленей, переходившим
прогулочную тропу.
- Прекрасные животные, не правда ли, Дункан?
- Да, Ваше Величество.
- Здесь стоит остановиться и перекусить, мой принц. Ты взял вино?
- Да, моя императрица, крепкое красное Сату, какое вы любите.
- Вот и прекрасно, - Эльза легко соскочила с лошади. Гвин, послушная ее
руке, вломилась в кусты следом за хозяйкой. Дункан, тяжело вздохнув,
потащился следом.
Пока он спорил с Макси, что лучше - остаться в одиночестве на тропе или лезть за компанию сквозь кустарник, пока
одергивал с камзола колючки и листья, Эльза уже постелила скатерть и
доставала из прихваченной Дунканом с собой корзинки снедь.
С Пикниковой поляны небоскребов видно не было. Сплошным ковром спускался с
пригорка невысокий пока лес, темнели листвой кипарисов овраги. Дункану
было немного неуютно без шумных автострад и зеркальных башен города.
Хотя именно он и отстраивал Мегаполис и высаживал здесь деревья, Эльзе
здесь было куда привычнее, чем ему. Императрица бывала в заповеднике
чаще.
Эльза никогда не ела нормально. Всегда находила что-то необычное даже в тостах и сыре. Дункан смотрел, как сестра делает что-то
совершенно необыкновенное из сандвичей, что с большой любовью
приготовил его повар. Она сметала искусные покровы из зелени, рвала на
части пластинки сыра, вырезанные в виде пантеры, катала из запеченных
хлебцов шарики.
Она была красива все той же детской красотой, что и в 15, когда впервые курила траву, и в 25, когда злые сенаторы надели на
ее голову Императорский Венец. Она сражала этой красотой, своими
простыми словами, искренностью и прямотой дрянной уличной девчонки.
- Дункан, уже время для вина?
- Да, сестра, - он вынул пахнущую пряностями пробку, налил густое терпкое Сату в серебряные бокалы.
Пили, не чокаясь, не говоря. Так было принято в аристократических семьях, так
их учили с детства. Сату было хорошо, быстро вскружило голову.
Императрица допила и откинулась на спину от блаженства. Темные ее волосы
с проблесками седины раскинулись по зеленой стриженой траве.
Дункан уселся поудобнее и стал смотреть в лес, стараясь его понять. Лес был
приветливее, чем сенаторы, с которыми ему, Лорду-Канцлеру, предстояло
общаться завтра, хорошо, что еще только завтра…
"Небеса плачут об Империи"
Житие Святой Вильгельмины.
|
| |
| |
| Gru | Дата: Вторник, 03.09.2013, 11:37 | Сообщение # 2 |
|
ИскИн
Группа: Империя Рэя
Сообщений: 1846
Статус: Offline
| 14 апреля. 6.15. Район храмов. Эйфельгарт. Иантийская республика.
Ночная прогулка за пивом Рою Редвальду далась не то чтобы легко. Приятен был
ночной воздух города, непривычная темнота его улиц. Приятен был вкус
напитка, который здесь, в Эйфельгарте, называли пивом. На пиво это
похоже не было, было похоже на мартини с чем-то еще. Но было холодным и
сладким после подвигов. Неприятна была боль, скула, костяшки пальцев и
что-то в боку. Пистолет так и не вынул…
Просыпаться не хотелось, но пришлось. Холод, от которого не стучали зубы, но раздражал который
ужасно, заставил открыть глаза. Мысли, еще тягучие с утра, и боль в
костяшках пальцев…
Редвальд нащупал в предрассветных сумерках смятую пачку. Сигарета, одна, нет две, и это уже хорошо. Зажигалка где-то в
карманах джинсов… Пока искал, прикуривал, окончательно проснулся. Сел на
кровати, подобрал колени, укутался в старый плед. Курил, как всегда с
удовольствием с утра, потом такого не будет. Ласкал язык, губы вкусом
никотина. Потом будет противно, особенно к вечеру, будет болеть голова. А
сейчас – удовольствие, наслаждение… как секс? Да нет, секс – другое.
На оконном стекле гуашью намалевано солнце. Бездарно, детской рукой,
почему-то синим. Рядом рожица, вот в ней что-то есть. Не поймешь – то ли
радость, то ли печаль, то ли скука…
Докурил, сунул ноги в старые джинсы, ботинки у кровати. Разжег камфорку, газовую, антиквариат, как
все здесь – в этой гостинице, в этом городе. Поставил кофе. Кофе –
хорошо, потому что когда есть время на кофе, не надо спешить. Когда не
надо спешить, можно пить кофе, курить и думать не спеша.
За окном прозвенел трамвай, первый. Значит город проснулся. А он – раньше всех.
Здорово, прямо гордость распирает господина Редвальда за себя. Как
вчера. Когда подрался и убежал. Пошел в ванную, протер зеркало, достал
йод. На руке порезы, на скуле ссадина. Вволю попрыгать и повыть,
негромко, чтобы, не дай бог, соседи. Полюбоваться на себя в зеркало.
Здорово, сегодня не иду никуда, никого не принимаю, только лучших, кого
хочется видеть. Джейсону, старого доброго волка Кевина, неприятного, но
забавного господина Алисона. Этого хватит на день, на вечер, Джейсоны
может и на ночь…
Ей - в первую очередь.
- Привет, солнце, не разбудил… Зайдешь? Вечером. Коньяк? Мартини? Вы без этого не можете… Вы –
иантийцы. Я не нацист, я журналист… Ну, заходи. Мартини с меня, сок,
какой хочешь, с тебя. Пока.
Господину Алисону – во вторую, потому что дело.
- Господин Алисон? Рой Редвальд, репортер «Голоса Квинке». Что? Да-да…
можно просто Рой. Я сейчас здесь, в Эйфельгарте… да, вот таким вот
ветром… Есть дело на сотню гульдонов, если вам не трудно… Вот и
замечательно, в одиннадцать на улице Гаррисона, 54. Кафе «Фортуна»…
Дурацкое название… хорошо кормят? Это другое дело, а кофе? Только чай?
Ну, значит, чай. Все, пока, я буду.
Придется тащиться в кафе, кажется недалеко, можно пешком и быстро.
- Кевин, это Рой. Да, Рой. Нет… Рэдвальд, забыл уже скотина… С похмелья? А
я еще нет… Конечно исправим… Вечером? Заходи, будет Джейсона. Нет, еще
не видел, такая же милая? Как жасмин? Да нет, как кошка… Вечно лезет на
колени…
Беседа с господином Алисоном не дала ровным счетом ничего. Он был геем, неприкрыто, как все здесь в Эйфельгарте, от того пошло. И не
знал ни о чем. Зато знал многих, три телефона Редвальд записал себе,
выпил чай, к которому не привык, съел суп, оказавшийся неплохим.
Там, в «Фортуне», Редвальд видел девушку, Алису. Официантка сказала: «Алиса,
вам как обычно?». Она сказала : «Да». Голос нежный, мягкий. Глаза
печальные, в руках – свежая газета и ручка. Больше не увижу ее никогда…
Алисон разливался соловьем или… есть какие-нибудь птицы голубые? Не
петух и не попугай, так - иволга, сойка. Раздражало, Редвальд смотрел
на Алису, она на него не смотрела. Пила чай, как-то по особенному,
элегантно, как не пьют даже кофе. Ничего в ней нет, или есть?..
Редвальд по улице шел, и шел мокрый снег, лепил, словно был не апрельским, а
январской вьюгой. Квартал за Алисой, просто оттого, что некуда было
спешить. Она села на трамвай, поехала куда-то на юг, туда, где снега
нет. Редвальд побрел домой, в холодный гостиничный номер. День какой-то
несуразный, глупый, все равно ничего Редвальд делать не будет. Будет
ждать вечерних гостей, может что напишет для «Квинке», чтобы отстали.
Послеобеденный кофе, две кружки, стряхнул оцепенение. Снег остался за окном, сплошной
серой стеной. Редвальд четыре часа насиловал себя и ноутбук, в конце
концов закончил, переслал по сети. Нагрянул Кевин.
Он был, как всегда с идеями, грустный и со спиртным. К спиртному – чипсы и еще какая-то
дрянь. Кевин рассказал про свою, про работу и про то, что завтра
начнется война. Редвальд рассказал про Алису, про «Квинке» и пару
анекдотов. Когда говорить стало не о чем, спиртное пошло веселее.
Терпкое, пахучее, крепкое, совершенно неизвестно что, такое только Кевин
может достать и пить.
Редвальд вспомнил про обещанное для Джейсоны мартини. Они погоревали, но пошли в снег, промокли, но достали –
дешевое. Когда возвращались, у двери встретили Джейсону, она ругалась и
протестовала, курила и размахивала пакетом сока. В общем, все как
всегда.
Успокоилась она только в объятьях Кевина, еще не пьяного, но уже ужасно доброго. На Редвальда стрельнула глазами, бровями, черными,
почти сросшимися, оттого всегда грозными. Пили кофе, чтобы согреться.
Говорили о чепухе, узнавали друг друга словно заново. Потом пришло время
мартини. Для иантийцев мартини – что-то вроде священного напитка.
Джейсона никому не дала разлить, все сама, как в аптеке – столько то
капель сока, столько то напитка.
Мартини, плохой, в ее руках превратился в сказку. Терпкий, едва заметный в нектаре. Его ловишь, его
как будто нет, а в голове яснее, язык развязывается. Начинаешь говорить
лучше, свободнее, умнее.
Говорили до двух, может до трех ночи. Потом легли спать, завтра же на работу. Джейсона – на кровать, под плед,
Редвальд на кресло, Кевин на пол, постелил куртку. Они говорили еще о
чем-то, Редвальд думал об Алисе, о том, что не увидит ее больше никогда.
Пришедший сон вытряхнул из головы последние мысли, и плохие и хорошие.
15 апреля. 3.40. Императорский дворец. Северо-Западный мегаполис. Империя.
У покоев Императрицы Дункан встретил маршала Кайнца. Старый, решительный,
волевой, только взгляд потухший какой-то. Не выспался? Раскланялись,
расшаркались, как будто на это было время.
- Я начинаю отдавать приказы, Ваша светлость? - маршал вежлив, говорит, словно не случилось
ничего. Словно ничего не могло случиться.
- Да, барон. Сенат не против. Терактами в Аквилоне займется граф Айнте. Бои уже идут?
- Через два часа, Ваша светлость. Согласно плану.
Дункан попрощался коротко, уже без должного этикета, времени совсем мало.
Маршал понял, пожал руку, улыбнулся натянуто, ушел по галерее, спина по
военному прямая.
Эльза сидела одна в огромном кабинете, за длинным-предлинным столом для совещаний, во главе его, на кресле с
геральдической пантерой. И чистила яблоко.
- Ваше Величество?
Эльза кивнула, указала ножом на кресло рядом. Дункан был одет не по этикету и
вел себя не по этикету. Сейчас себя никто нормально не вел. Свой
расшитый кленовыми листьями камзол он оставил где-то в Конвенте. Рубаха
полурасстегнута, грудь приятно холодил воздух кондиционера.
Императрица срезала шкурку. Медленно, осторожно, словно делала это впервые.
Срезала, получилась длинная крученая лента, протянула ему на кончике
ножа.
- Хочешь? – Дункан покачал головой. – Может кофе? Эльза нажала кнопку на столе, пригнулась к встроенному микрофону.
- Кофе, один, горячий с сахаром и сливками.
- С вами все в порядке, сестра?
- Вполне. Я уже сделала все что смогла, теперь просто жду.
- Через два часа.
- Знаю… Аквилонцы уже в воздухе. Мне звонил Микаэль, радостный как ребенок.
- Сид пострадал сильно… - Дункан принял из рук служанки дымящийся кофе. - Вообще, много жертв.
- Мы не будем мстить.
- Что?
- Мы не будем мстить, мы будем наказывать.
- Эту войну начали не они и не мы, сестра.
- Да… И остановим ее не мы и не они. Пусть все будет, как будет. Мы долго
ждали, прогнозировали, планировали. Пророчества специального отдела
сбылись. Теперь будем расхлебывать эту кашу.
- Ты приняла решение?
- Я приняла решение.
"Небеса плачут об Империи"
Житие Святой Вильгельмины.
|
| |
| |
| Gru | Дата: Вторник, 03.09.2013, 11:37 | Сообщение # 3 |
|
ИскИн
Группа: Империя Рэя
Сообщений: 1846
Статус: Offline
| 15 апреля. 3.50. Портовый район. Эйфельгарт. Иантийская республика.
Алиса всегда вставала очень рано, чтобы сделать маме укол. В четыре утра, а
дальше спать не хотелось. Она и ложилась поэтому очень рано, после
вечернего чая. И поэтому не могла найти работу в столице. Здесь нужны
были официантки, и танцоры, и таксисты. А она не могла потратить на
работу вечер, который тратила на маму. На разговоры об отце, о дяде, о
том, что хорошо бы сейчас на побережье Ремакаля. Там тепло, так тепло,
что уже цветут деревья. А в Эйфельгарте снова снег.
Но Алисе нравилось вставать рано. Разводить антибиотики в ампуле, в неверном
свете слабенькой лампочки угадывая верную дозу. Потом будить маму,
нежно, поцелуем. Мама улыбалась, покорно подставляла ягодицу. Алиса
делала укол, укутывала маму потеплее, и шла на кухню пить чай. Обычно до
рассвета она читала, или мечтала, делала все, что душе угодно.
Всегда мечтала о Котике, том парне-летчике. С ним было весело и ужасно приятно
прижаться к плечу, к мускулистой груди. Целовать его полные губы. А в
это утро вспомнила о том парне из кафе, что пялился на нее, пока ел свой
суп и разговаривал с каким-то геем. Он, верно иностранец, забавный
акцент, и глаза – глубоко карие, серьезные и грустные, таких в Ианте
почти что и нет.
Все еще улыбаясь собственным мыслям, Алиса оделась потеплее и пошла разогревать свою старую машину. Сегодня еще очень много
дел, нужно съездить к дядюшке До в пригород за продуктами, у него
дешевле и встает он тоже чуть свет.
Город спал еще, было уже почти светло, но фонари горели тускло, матово, обиженно – их забыли выключить
на ночь и не дали поспать. Она забралась в машину, вставила ключ,
крутанула раз, другой. Развалюха не подавала признаков жизни. Совсем
замерзла за ночь. Алиса выбралась из холодного салона. Откинула капот,
умелыми, сильными руками растормошила мотор. Металл был обжигающе
холоден, она отогрела пальцы дыханием и снова начала мучить стартер. Он
ожил, наконец, ожил и мотор, ожила вся старая машина.
И в тот момент, когда что-то там, наконец, проснулось в моторе Алисиной машины, в
двадцати километрах к северу, на плотине гидроэлектростанции раздался
первый взрыв.
Люди пришли из темноты и закидали гранатами сторожевые посты. Резали спящих, добивали своих раненых. Минут через десять они уже
были внутри плотины и пробирались все глубже. Местное ополчение, спешно
пригнанные наряды муниципальной гвардии уже окружили плотину плотным
кольцом. Но никто из напавших назад так и не вернулся. Первый взрыв,
следом второй. Огромная бетонная стена плотины раскололась, нехотя,
медленно поползла вниз и в стороны. Волна, огромная, пенная, грязная
захлестнула ее остатки, и ринулась к городу.
15 апреля. 4.02. Воздушное пространство на границе с врагом. 12 тысяч над землей. Иантийская республика.
Коста Ина Астинсон, так его звали. А машину, которую он вел, звали «Алиса», в
память о девушке. В эскадрилье так было не принято, и так называл ее
только он, только в воздухе, когда его никто не мог слышать. Старушка
была уже совсем плоха, ее латали раз в полгода, трижды он едва не
разбился на взлетке - клинило шасси.
Была ночь, глубокая, безлунная. Ничто не мешало ему. Гул был ему привычен, хруст старых самолетных
костей где-то за спиной тоже. Стандартный вылет, ничего больше. Потом
еще три, и еще – дальняя перегонка. Потом – увольнительная, он увидит
девушку из столицы, будут поцелуи и мятые простыни.
Звук застал его врасплох. Он его не слышал с учений, уже месяца три. Опасный, страшный,
звук прошиб его до холодного пота. «Опасность», кричала старушка
«Алиса», мигала красным индикатором, умело фиксировала на экране радара
приближающуюся смерть.
Он пришел в себя очень-очень быстро. Успел выпустить фольгу и прочую дрянь, успел вильнуть к земле. Но его, ее
зацепило. Прошило осколками крыло и, похоже, хвостовые стабилизаторы.
Керосин не рванул, он просто вылился в бездонную ночь. Вместе с куском
крыла сгинул куда-то. Старую машину закрутило и потащило к земле. Он
успел только выкрикнуть в ухо диспетчеру, всем пилотам, что были в
воздухе:
- Синица 3, я сбит. Атака с земли, с территории противника. Катапультируюсь.
Потом нащупал кнопку немеющими пальцами, голова кружилась, подступала тошнота, кровь билась в ушах и хотела наружу. Нажал. Удар.
До земли было еще очень далеко. Купол раскрылся над ним, кресло ушло вниз, туда, где еще ничего не было видно.
Зрение понемногу возвращалось, а вот слух – нет. Он потрогал неуклюжими
пальцами, обтянутыми перчатками. Уши болели, там было мокро от крови. А
рассвет уже разгорался. На востоке из-за гор поднималось солнце. Еще не
само, только первые лучи окрасили красивое темное небо в серый, грязный
цвет.
Потом он увидел землю и понял, что восточный ветер, сильный порывистый, трепавший его под куполом парашюта, унес его далеко, может
даже за оборонительные рубежи. Пальцы еще не слушались его. Он достал
пистолет, примотал как мог ремешком к руке. Оторвал клапан набедренного
кармана. Внутренняя белая сторона может сойти и за флажок. Надо сдаться,
если вдруг на ту сторону…
До земли еще метров пятьсот. Он разглядел темную полосу выжженной земли, голые стволы деревьев – разграничительную
линию. Но его несло дальше. А управиться со стропами он никак не мог.
Ведь в одной руке был пистолет, в другой – белый флаг.
Он понял, что в него стреляют, только когда пуля обожгла голень. Он ведь не слышал
ничего, и на погруженной еще в полумрак земле не видел ничего. Он
помахал своим белым флагом, что-то кричал, сам себя не слыша. Было
страшно, вот так, когда не видишь врага.
Боль рванула плечо, рука с пистолетом безвольно опустилась, он почувствовал кровь, она толчками
выходила и струилась по руке, по локтевому сгибу, капала со ствола
пистолета. Он с усилием поднял руку, сделал выстрел вниз, в темноту. Его
так хорошо видно, под белым куполом, на фоне светлеющего неба. А там
внизу – мрак, и тень на тени. Еще один выстрел, еще один.
Последняя пуля, из тех, что он почувствовал, попала в грудь. И он задохнулся
кровью, хлынувшей изо рта. Там, внизу, солдаты врага уже знали, что
началась война. Но еще не знали, что десантов не будет, и что пилотов
нужно брать живыми.
Купол над ним был как крылья ангела. В одной руке пистолет без патронов, в другой – смятый и окровавленный клапан
кармана. Он опустился на землю уже мертвым. Он погиб первым в это утро.
"Небеса плачут об Империи"
Житие Святой Вильгельмины.
|
| |
| |
| Gru | Дата: Вторник, 03.09.2013, 11:37 | Сообщение # 4 |
|
ИскИн
Группа: Империя Рэя
Сообщений: 1846
Статус: Offline
| 15 апреля. 5.10. Район храмов. Эйфельгарт. Иантийская республика.
Редвальд проснулся от воя сирены, нестерпимого, жуткого. Живое еще, но
смертельно раненое существо, весь этот город кричал, звал на помощь, но
никто ему помочь не мог. Джейсона проснулась, видно чуть раньше, может
от звука взрывов, и тихо плакала, сидя на кровати.
- Что стряслось? - Редвальд уже понимал, что стряслось, но спросил, чтобы Джейсона перестала плакать.
- Рой, это война, они напали первыми. Нам всем теперь крышка. Как я не хочу войны.
Они растолкали Кевина, спавшего вполне безмятежно. Он бормотал что-то вроде
«я же предупреждал» и никак не мог проснуться. Они спали от силы часа
два или три. Редвальд начал варить кофе, он почему-то решил, что на кофе
есть время. Джейсона нервно курила, но уже не плакала, а молчала. Кевин
долго умывался. Воды не было в кране, но была холодная в кувшине. Он
даже умудрился заснуть еще раз на кресле, под вой сирены. Но потом
Редвальд доварил кофе, они выпили, быстро, жадно, без удовольствия и
потащились на улицу.
А там уже царил полный кавардак. Люди бежали куда-то сломя голову. Машины, разбрызгивая лужи, снег стаял под утро,
тащились нескончаемым потоком куда-то за город. Матерно кричал на толпу
гвардеец на перекрестке. Его не замечали, взгляды перепуганных людей
проходили сквозь него, и толпа проходила, пробегала со скарбом, с
мешками и детьми мимо. Наконец он устал кричать, среднего возраста
крепкий мужчина, присел на мокрый бордюр у дороги и закурил.
Редвальд присел рядом с ним. Джейсона снова плакала, а Кевин ее утешал, как мог,
и пытался прикинуть, как бы добраться в ту часть города, где остались
его деньги и новенький плащ в облезлой старой квартире.
Гвардеец курил нервно, под глазами круги, щетина, небритая дня два или три. Он
выронил сигарету в лужу, пошарил в своей пачке, ничего не нашел, смял и
отшвырнул прочь. Редвальд дал ему своих, имперских легких, и зажигалку
подкурить.
Гвардеец с удивлением посмотрел на него. Затянулся пару раз.
- Иностранец? – Редвальд кивнул, - занесла тебя нелегкая.
- Что случилось? Куда все бегут?
- Взрыв на плотине, говорят теракт. Куда они бегут, - гвардеец сплюнул в
сторону толпы, - не знаю. Все что могло затопить, уже затопило. Вся
южная часть за рекой уже под водой, там, верно, многие погибли. Из
портового района, скорее всего, никто не выбрался.
Редвальду стало нехорошо. Алиса, та девушка в зеленом пальто, уехала на трамвае на юг. Погибла?
- Война началась?
Гвардеец пожал плечами:
- Я выронил рацию в воду, ни черта не знаю сам.
Редвальд встал и побрел на юг, к реке. Джейсона и Кевин не заметили его ухода.
Она плакала, он закурил, хотя не курил уже много лет.
Мимо бежали люди, незнакомые, испуганные. Орал во все горло потерянный ребенок. Они
бежали навстречу Редвальду, задевая его плечами, тяжелыми сумками. Они
не замечали, он тоже. Курил одну за другой и думал об Алисе.
А потом он вдруг увидел ее, на другой стороне улицы. Ее старая машина колесом
провалилась в какую-то яму, невидимую под сплошным потоком грязной воды.
Вытащить ее было невозможно, и она стояла в отчаянии кусая губы. Они
встретились взглядом. Он улыбнулся, она в ответ. Между ними была дорога,
почти река. По реке плыл мусор, осенние сгнившие листья, мертвые крысы.
Они стояли и смотрели друг на друга, словно зачарованные. И улыбались,
пока в руке у Редвальда не догорела до пальцев сигарета.
"Небеса плачут об Империи"
Житие Святой Вильгельмины.
|
| |
| |
| Gru | Дата: Вторник, 03.09.2013, 11:38 | Сообщение # 5 |
|
ИскИн
Группа: Империя Рэя
Сообщений: 1846
Статус: Offline
| Я бы, кстати, перечитал бы "Бронзовую реку".
"Небеса плачут об Империи"
Житие Святой Вильгельмины.
|
| |
| |
